понедельник, 2 апреля 2018 г.

Атланта-кольцевая


 тюрьма USP Atlanta, Джорджия
5509 дней со дня ареста
автор: Роман Вега

Фото: Off Guardian

Скованные одной цепью,
Связанные одной целью.
— Наутилус Помпилиус


В каком веке и в какой стране происходило описанное ниже? Интересно, насколько близкой к истине во времени и пространстве окажется Ваша версия.   


— — —

Рано утром, перед самым восходом солнца, но уже после завтрака нужно было стоять у двери своей камеры не шелохнувшись, без звука и шороха, руки по швам, носки ровно, бутсы начищены, форма идеально выглажена, с улыбкой на безупречно выбритом лице, и есть глазами проходящее с обходом начальство.

Камера при этом должна быть вылизана, шконка заправлена по-армейски, а пол камеры — начищен ваксой до зеркального блеска. Если начальство, наклонившись, не сможет различить в своем отражении ресниц — пол считается грязным.

Кто не справился с задачей — сразу выдергивали в кишащий крысами залитый водой подвальный карцер, на полуголодный паек, раздев до трусов. Иногда всего на несколько дней, а иногда и на пару недель или месяцев — в зависимости от степени проступка и причуд начальства.

Если вертухаям с утра хотелось размяться, то по дороге в карцер могли порезвиться: дубинками и ногами в бутсах с железными вставками пройтись по закованному в наручники зеку. Отделывались кто — всего-то несколькими сломанными ребрами, кто — поломанным носом, кто — пальцами (это те, кто пытался прикрыть лицо или голову руками). Бывало, что увлекались, выбивали глаз, а то и забивали до смерти. Но такое — нечасто, раз-другой за каждые полгода.

Когда до смерти, то приходил дежурный врач, и писал в заключении: "сердечная недостаточность". То ли убитому ставил он этот диагноз, то ли вертухаям... В таких случаях начальник тюрьмы их журил, а вертухаи обещали впредь быть осмотрительнее.

После каждого подобного случая в последующие пару недель улыбки на лицах зеков, рабочие бутсы и полы в камерах во время утренней проверки сияли особенно ярко, отражая заглядывающее с воли восходящее солнышко.

После наступало время работы, и тех, кто пережил обход, выгоняли во двор — строиться. Бежали быстро, потому что "без последнего", так как оказавшийся последним шел в карцер. Зеков было много, мест в карцере — тоже, и можно было не экономить.

Во дворе строй разбивали на "двадцатки" — отряды по 20 зеков, и заковывали в кандалы, бывшие с мягкой прослойкой изнутри — чтоб в них можно было ходить. Зеки в каждой "двадцатке" приковывались кандалами к длинной тяжелой цепи, на расстоянии пары шагов друг от друга. Получив инструменты, под охраной вертухаев с винтовками железные "сороконожки" выводились по одной за ворота зоны — на работу.

В кандалах, скованные одной цепью, шли с трудом, и пару отделяющих от места работы километров тянулись долго. Но старались идти как можно быстрее: летом — чтобы опередить поднимающееся выше, и жарящее всё больше солнце (на работе разрешалось обматывать голову смоченной в воде тряпкой, а по дороге — ни-ни), зимой — чтобы согреться.

Фото: board.com.ua
Подходили к месту, и каждая "сороконожка" получала объект: одну из разбросанных вокруг огромных, выше роста человека, каменюк, занесённых в эти края, видимо, во время последнего Ледникового периода. Полученные на выходе из зоны инструменты представляли собой кувалды, ломы и лопаты — кому что досталось при раздаче.

Начиналась собственно работа: кувалдами и ломами долбили каменюку, вгрызаясь в бока, откалывая куски, разбивая на более мелкие, которые закапывали глубоко в землю те, кому при раздаче достались лопаты. Время от времени охрана командовала перерыв — можно было на пять минут присесть и напиться воды. Работа спорилась, долбили с энтузиазмом, по причине того, что ежели надзирающим вертухям покажется, что кто-то "шлангует" — он брался на заметку, и по возвращении на зону шел прямым ходом в карцер.

Каждая из каменюк требовала год-два такого долбления, но в конечном итоге бывала побеждена. Тогда переходили к следующей каменюке, которых было много. Тем из новичков, кто порывался допытаться — зачем это всё, какой смысл? — быстро объясняли, что вопросы эти не должны его волновать, и что если вдруг задаст их начальству или охране — вместо ответа получит карцер, как минимум на месяц. Потому вопросов не задавали, даже между собой, опасаясь стукачей.

По возвращении на зону нужно было многое успеть до отбоя: постирать и выгладить форму, чтоб опять выглядела как новая, начистить бутсы, надраить пол в камере, ведь наутро — опять обход.

Под вечер, перед отбоем всех выгоняли на плац: обязательная часовая прогулка по кругу. Садилось солнце, заканчивался день, но за наступающей ночью неумолимо приближался следующий, точно такой же.

"Так проходили дни, а за ними — годы".

— — —

Тюрьма USP Atlanta. Фото: WSB-TV Atlanta 2

Прошу прощения, вынужден прерваться и вернуться в текущее измерение Атланты-сортировочной 2018-го года разлива: в два часа ночи с 28-го на 29-е марта загремела дверь камеры и голова вертухая огласила, что Рамиресу нужно быть готовым через 10 минут с вещами на этап. Только что вещей у нас нет тут никаких. И Рамирес — он же Санчо Панса — не слышит, храпит на нижней шконке в свое удовольствие. Так что нужно будить, собирать, напутствовать и прощаться.

Но к жизни "кандальных отрядов" еще вернусь, а пока вам есть время прикинуть гипотезы о стране и эпохе в которых всё это камнедробильное творчество происходило. Лишь подскажу, что это — не каторга во Французской Гайане 30-40-х годов прошлого века, так подробно и талантливо описанная Анри Шарьером в книге "Бабочка”, хотя очень похоже.

— — —

Полупроснувшегося Санчо Пансу удалось привести в сознание, заставить умыться, собрать одеяло-простыню-полотенце (вертухай проверяет на выходе из камеры в таких случаях), и напутствовать, чтоб, если хочет спокойно отсидеть свой смешной срок живым и здоровым — на зоне, куда везут, к наркотикам не прикасаться, в покер не играть, ничего ни у кого в кредит не брать, про свою жизнь снаружи и жену не откровенничать налево и направо, и никому ни за какие коврижки не выдавать свой код авторизации к тюремному телефону: можно обоим схлопотать по "shot"-у 200-й серии, с лишением возможности звонить и свиданок на несколько месяцев, и с вероятным "откусыванием” какого-то количества дней "за хорошее поведение", каким бы скудным их запас ни был.

По заезду и обустройству обещал Санчо Панса сфотографироваться и прислать фото на врученный ему "вольный" адрес. Запрещено в Штатах переписываться друг с другом сидящим по разным тюрьмам, кроме как по супер-специальному, одобренному главным управлением в Вашингтоне разрешению. Если обнаружат факт переписки, даже через посредника на воле — последствий может быть выше крыши для обоих: отправителя и получателя. Так что приходится это учитывать.

На воле, как за прошедшие дни выяснилось, Санчо Панса работал таксистом — здесь же, в Атланте. Работал 5 лет, причём серьёзно — по 10-12 часов в сутки. Так что тюрьма будет ему как бы отпуском от сидения за баранкой.

— Давай, Санчо, удачи. Буду ожидать фотографию. Нет, с собой на этап Библию нельзя, не пропустят, так что оставь здесь. Да там куда едешь — найдешь Библию, этим добром тюрьмы не обделены, в отличие от многого другого. Vaya con Dios.
— Эх... — тяжело вздохнул Санчо, — Аста ла виста, Дон Кихотэ...

И шагнул за дверь к поджидавшему в холле вертухаю, и — из моей жизни.

— — —

Фото: The Economist
На простенке между душевыми кабинками — красная табличка "Душ — только 5 минут". И хотя вертухай с секундомером не стоит над душой, но поневоле приходится купаться и стираться быстро, чтоб успели все. За полчаса до закрытия нас обратно по камерам перекрывают главным рубильником воду, и кто не успел — тот опоздал. А если открыли нас всего на час, то получается в полчаса 6 кабинок должны успеть пропустить 120 человек. Как-то успеваем, бегом. Но не все. Негрика с одной ногой пускаем первым, иначе не успеть ему.

В очереди в душ подошёл новенький — белый, налысо обритый худощавый парень лет шестидесяти, по всему видно — давний сиделец, тюрьма — дом родной. Нет ли чего почитать, мол, направили ко мне. Позже вручил ему вчера дочитанные мемуары Дика Чейни. Чего только не попадается по тюрьмам... Да и не мешает знать поосновательнее — чем дышит Чейни и ему подобные, когда они уже нахапаются...

Парень же оказался Робертом Пиклем, по прозвищу "Папино" (чуть не "Чиполлино"), сидящим с 1983-го года, с редкими выходами между посадками. Позже "пробили" на воле его по базам: череда вооруженных ограблений, киднеппинг, банки, причём всё не по мелочи. А по текущему сроку ещё 10 лет впереди. Энергетика от него нормальная в целом, так что можно поговорить.

— Папино, а, ну-ка, давай-ка посчитаем, во скольких разных тюрьмах тебя угораздило побывать, начиная с 1983-го.

— Давай. 1983-й — 5 тюрем. Потом вышел на год. С 1985-го по 1990-й — 6 тюрем. Вышел на три месяца. С 1990-го по 1992-й — 5 тюрем по разным штатам. Вышел на 5 месяцев. С 1992-го по 1994-й — 4 тюрьмы. Полгода на воле! С 1994-го по 99-й — ещё 6 тюрем, включая пересылки. Потом год был на воле, на работу устраивался, да кто меня возьмет? В 2001-2003 — 4 тюрьмы. После — целых три года был на воле, но в 2007-м посадили снова — 3 тюрьмы. Опять вышел, и снова посадили в 2010. С 2010 по сейчас, включая эту пересылку — ещё 5 тюрем. Сколько всего получилось?

— Получилось 38 тюрем... Да ты, братец, рецидивист... Взлет-посадка. И ещё ж 10 лет сидеть по текущему сроку, а потом, глядишь, опять чего натворишь, так ведь?
— Так... Грустно...
— Что ж “грустно"-то? Разве не сам себе такую жизнь выбрал? Ведь сам?
— Да, конечно сам. Ну, вот так всё сложилось, что ж поделать?
— Что уж тут поделаешь? Разве что читать мемуары Чейни, и ждать обеда.

Посмеялись.

Фото: Vice
Завтрак, обед и ужин раздают в небольших судках из твердой пластмассы, и только раздали — сразу шныри начинают собирать обратно, под торопящие крики вертухая, который считает количество — чтоб никто не заныкал. Успеть трудно.

Одна из причин такой бдительности — чтоб никто не оставил пластиковую плоскую крышку, из которой, при наличии времени, желания и терпения, разломав правильным образом, и осколки заточив о бетонный пол (на что может уйти и несколько недель) можно сделать очень даже боеспособный нож-заточку. Похожим ножом несколько лет тому здесь же, в USP Atlanta прирезали вертухая. Так что помнят.

И только здесь, в этой тюрьме они носят бронежилеты, причём даже у нас в пересыльном блоке. Да, конечно, во время заварушек бронежилеты надевают и по другим тюрьмам, но вот чтобы как тут, в рутинную смену, круглосуточно — не встречал. Хотя может это какое-то недавнее распоряжение.

Несколько знакомых нарисовалось. Белый пуэрториканец лет сорока — Джей, сидели в 2011-м в одном блоке в MDC Brooklyn. Пошёл на процесс, отказавшись от предложенного “plea bargain” в 10 лет, процесс проиграл, дали 20. Сейчас везут обратно в Бруклин, на апелляцию.

Еще один негрик оттуда же, но уже с 2013-го года. И — ямаец, музыкант (бас-гитара) с Заповедника, следующим этапом, через две недели после меня сюда привезли. Говорит, посадили в карцер, за разное, всю нашу ударную компанию, а "музыкальную" комнату с ударной установкой закрыли напрочь.

Ударная команда тюрьмы FCI Williamsburg
Но — не до болтовни: нужно как-то где-то добыть марки, которых ни у кого нет — пересылка, а ларька не было уже две недели, и, похоже, не будет ещё долго, инвентаризация у них, хотя что там так долго из того скудного ассортимента, что нам разрешено покупать, можно инвентаризировать — трудно представить.

Но ларёк есть иль нет, а марка нужна, чтоб отправить написанное на волю, иначе — пропадёт, — с собой на этап нельзя же ничего, выбросят когда найдут, а найдут обязательно: перед самолетным ConAir этапом осматривают серьёзно.

Пронесенной в тапке маркой были посланы на волю, в числе прочего, листы с "Рывок на запад", а следом, вытрясенной у шнырей трофейной маркой была спасена "Атланта-сортировочная", и на этом марки у шнырей и народа закончились. Что ж делать? В любой момент могут дёрнуть на самолет, и нужно, чтобы конверт с маркой и адресом уже был наготове, чтобы только сложить бумаги, и на выходе, когда будут вести через "следственный" блок, опустить в стоящий там ящик для писем.

Решение нарисовалось под вечер: почта принесла конверт с воли с кой-какой важной для скорейшего выхода информацией, и, как бонус: на конверте — марка, хоть и, увы, основательно пропечатанная почтовым штемпелем Чикаго. Но есть лезвие, есть время, и есть необходимость в марке, потому через часок аккуратного скрупулезного шкрябания марка оказалось почти готовой (если сильно не присматриваться) для использования по второму кругу. И ей хорошо: попутешествует ещё, а не полетит здесь в мусор. Осталось только от конверта отклеить, добыв для этой цели у шнырей чуток кипятка, высушить, и белыми полями с адресной лейбы прикрепить на новый конверт.

А кто скажет, что это, мол, подделка знаков почтовой оплаты, то, во-первых, это не подделка, а реставрация, а, во-вторых, лишение возможности купить эти самые знаки почтовой оплаты в течение двух недель означает, по-сути, внесудебное лишение права почтовой переписки, что, конечно, антиконституционно. И при желании можно придумать из этого много шума, тюрьме мало не покажется — по судам бегать начальнику.

Есть среди зеков специалисты — любители борьбы ради борьбы, всё равно за что, им сам процесс нравится, законы за годы отсидки изучили лучше любого прокурора, срок большой, заняться нечем. Тюрьмы шугаются их, стараются поскорее избавиться, отправить куда-то дальше. Вот и катаются такие "jailhouse lawyers" из тюрьмы в тюрьму, как бильярдные шары из лузы в лузу.

С отправкой почты тоже не всё слава Богу. Как обычно в тюрьмах этого "уровня безопасности", в почтовый ящик письма должны вбрасываться в незаклеенных конвертах, чтобы тюремная цензура имела возможность сунуть нос, а если по кому спецраспоряжение — то и скопировать письмо для агентства или прокуратуры. И всё бы ничего, да бывает, что ленивая смена после этого не заклеивает конверты, и так они и идут в мир, зачастую по дороге, при сортировках, теряя содержимое. Регулярно такое происходит, потому как бардак на всех уровнях, и никто ни за что персональной ответственности не несет.

На этой пересылке добавляется еще один анти-почтовый фактор. Уж не знаю, из каких таких соображений, а, скорее всего ненамеренно, чисто в силу общего бардака, в нашем "пересыльном" крыле нет ящика для писем, не был предусмотрен. А есть только в соседнем "следственном" крыле, в которое не попасть (кроме как когда сквозь него ведут на этап дальше), и с народом оттуда запрещено общаться сквозь дверь, нас разделяющую.

Вертухаи, отмахиваясь от вопроса, советуют после отбоя просунуть конверт в дверь камеры, мол, кто-нибудь из них, проходя с обходом, заберёт и потом вбросит в ящик. Но это здесь я уже проходил: во-первых, конверт таким образом может торчать в двери несколько дней — никому из них до него дела нет; а, во-вторых и в главных, ни одно из писем, которые в мои предыдущие заезды на эту пересылку были отданы таким образом, не дошло до адресата. Потому не доверяю им ни на грош.

Выход из положения — найти на нашей стороне кого-то из серьёзной банды, у кого на той стороне есть соратник, который точно не подведет: донесет конверт до ящика, а не заныкает, чтоб отодрать себе марку. Тогда, во время очередной "полыньи", когда нас откроют — тащить бандита к разделяющей двери, чтоб он вызвал своего бойца, и под дверь просунул мой конверт. В то же время поглядывая, чтобы ни с той, ни с этой стороны не нарисовался вертухай.

Так на этот раз и были отправлены два предыдущих конверта: один — через мексов "суреньо", другой — через пуэрториканских "ньетас". Такие вот тюремные заморочки, с воли совсем не видимые.

Фото: Википедия
Все те степени свободы, которые мы на воле воспринимаем как данность, не замечая их, на самом деле — привилегии, которые нужно ценить. Но, как обычно, ценить мы начинаем только после того, как это что-то отберут. Лишь тогда наступает фаза прозрения и понимания ценности и важности этих, казавшихся несущественными и мелкими, степеней свободы.

Тем временем нас давно загнали по камерам, пересчитали, и под вечер в холл завели группу новеньких — самолётный этап из Майами. Пересылка работает под завязку, потому шансов, что оставят меня одного хоть на сутки — никаких, так что с интересом ожидаю: кого сейчас поднесет эта лотерея на место Санчо Пансы.

И не перестаю, уже который год, дивиться: какие же все разные, каждый — как отдельный мир, своя собственная галактика. У кого — мелкая и невзрачная, у кого — многогранная, захватывающая, но у всех их миры — совершенно индивидуальны. Когда ты с кем-то в одной камере какое-то длительное время, то поневоле заглядываешь в этот, проносящийся мимо твоего собственного мир, наблюдаешь и удивляешься многообразию и причудливости населяющих его мыслей, событий, мировоззрений, опыта, чувств, чаяний, трагедий и триумфов. И всегда — надежд, которые тоже у каждого — свои.

На воле, в ежедневной суете и делах мы проносимся мимо друг друга как метеоры, в большинстве не имея возможности (да и зачастую — желания) действительно узнать поближе тех, кого считаем своими друзьями. Поверхностные отношения, поверхностные знания, поверхностные чувства. Поверхностная жизнь. Встретились, поболтали, разбежались — каждый нырнул обратно в свой собственный мир, отгородившись, как створками ракушки.

Звездное скопление CL0024 + 1654 находится
на расстоянии 5-ти миллионов световых лет от нас.
Фото: SpringerNature
Совсем другой коленкор когда в карцере, или вот как сейчас, на пересылке — ты вынужден жить на нескольких квадратных метрах камеры с тем кого до этого знать не знал, и кого себе во временные попутчики не выбирал. Жить почти безвылазно, т.е. круглосуточно бок о бок: днями, неделями, а бывает, что месяцами, а то и годами. Не имея возможности хоть день побыть одному. Как сиамские близнецы — всё вместе. Конечно, узнаешь мир друг друга уже не поверхностно, а поосновательнее, захватывая своей галактикой какие-то звезды и планетные системы его мира, и в то же время — отдавая что-то из своих закромов.

И ещё — вибрации, которые, при длительном нахождении вместе стремятся сравняться — как вода в сообщающихся сосудах. Причём происходит это вне нашего желания, а по неподконтрольным нам законам. Замечали как прожившие много лет вместе муж и жена становятся половинками друг друга — внутренне и даже внешне?

Конечно, если вибрации на уж очень разнесенных частотах, то никакое их сближение невозможно, как произошло у меня в Заповеднике со Снежком — любителем поорать рэп и поплевать на пол, и, лет 10 тому — с одним арабом из Ливана, ограниченным душевно и умственно, бывшим зам. начальника таможни Бейрута. Идет отторжение — как у магнитов с разными полюсами. Но такой экстрим — редко, по крайней мере на моём опыте.

Обычно удается сжиться почти с кем угодно, хотя далеко не всегда такое проживание комфортно. Эти подневольные совместные "сожительства", к тому же, очень основательно перетряхивают, особенно в первые годы тюрьмы, твой внутренний мир, очищают его от наносной шелухи, вытаскивая из-под суетных наслоений действительно важное: толерантность, сострадание, понимание, сочувствие, способность стать в тапки другого и оттуда, его глазами и чувствами увидеть мир, который до этого ты наблюдал только со своей колокольни.

Владимир Буковский писал, что всё человечество делится на тех, с кем ты смог бы сидеть в одной камере, и с кем — не смог бы. Совершенно в точку.

И еще важный момент: будь то всего двое, или несколько человек, эта тенденция вибраций каждого идти на сближение всегда присутствует, причём (кроме особо уж заброшенных случаев, как с неграми “DC", где — полная дисфункция и хаос сознания) к некоему общему временному знаменателю они идут с разной скоростью и на разные расстояния.

Попытаюсь объяснить, хотя, как совершенно верно писал столетие тому Гуго фон Гофмансталь (Hugo von Hofmannsthal) как ни старайся, но словами невозможно выразить в полной мере то, что хотелось бы донести, о чём бы ни шла речь.

Уравнивание вибраций двух человек или группы всегда происходит в сторону того, чьи вибрации упорядоченнее, как бы выше по частоте, т.е. более гармоничны, во многих смыслах. Другими словами: если по своему внутреннему состоянию один из сокамерников потеряно-хаотичен, а другой — уверен в себе, то влияние первого на второго будет минимальным, а вот второго на первого — заметным. Как будто то, что имеет структуру, автоматически перестраивает под себя находящийся в пределах досягаемости хаос, стремясь его упорядочить.

Фото: WebPark
Редко, но случается когда сокамерники на примерно одних вибрациях. Тогда это удача необыкновенная, всё равно как оказаться в камере одному: никаких трений, всё светло и ровно, как будто знали друг друга сто лет, и давно приноровились. И общение тогда уже другое — качественное: стремитесь обменяться как можно большим количеством своего опыта, без траты времени и сил на переубеждение друг друга в чём бы то ни было, нет в этом необходимости, так как даже при разности мнений по каким-либо мелочам, фундаментально вы — на одной волне.

— — —

Вертухай загремел ключами, дверь открылась, и в камеру шагнул огромный, двухметрового роста, черный как уголь негр, с оранжевым одеялом под мышкой. За его спиной в холле темно, потому видны только одеяло, комбинезон, белки глаз и белоснежная улыбка. Не американский "ниггер", а из нормальных: по лицу, похоже — Западная Африка; но нет, скорее Карибы, а вот откуда именно? По Карибам, как и по странам Африки все неуловимо отличаются друг от друга наружно — среда и культура, в которой выросли, как-то накладывают отпечаток и на внешний облик.

Где ж такой тип лица мне встречался?.. Гренада? Нет, что-то повыше. Антигуа? Нет пониже. Кажется, ухватил.

— Заходи, устраивайся. Ты — с Сент-Китс & Невис?

Заехавший оказался Дэвидом Шивертоном, бизнесменом и специалистом по городскому планированию, а в недавнем прошлом — "city manager”-ом (т.е. как бы исполнительным директором и управляющим) города Opa-locka, что во Флориде, и, параллельно — работающим с правительством Гаити по перепланировке и приведению в цивилизованное состояние нескольких тамошних крупных городов, включая столицу Порт-о-Пренс.

А с Сент-Китс & Невис я несколько промазал: родился и вырос Дэвид на острове St. Croix, самом крупном из Виргинских островов США, что тоже — Карибы, а в 11 лет от роду вместе с мамой переехал в Майами. Но его мама — родом с острова Монтсеррат, а отец — как раз с Сент-Китс & Невис.

Дэвид оказался интересным человеком, и здорово повеселил разными грустными и веселыми историями. Меня же очень порадовало, что вот ведь — есть и такие люди в этой стране, значит не всё ещё потеряно. Хотя системе они не нужны, вот и выживают их придумываемыми агентствами уголовными делами, в числе прочего. Так как любой из прошедших через жернова здешней "юстиции", имея какую возможность — уезжает из страны, зачастую меняя гражданство.

Мы с ним оказались одного года рождения, на Монтсеррате и на Сент-Китс & Невис я бывал по делам, в Майами, да и на острове Сент-Томас (Виргинские острова) — жил, а на Гаити — обнаружились общие знакомые, так что поговорить нам нашлось о чём.

Взяли Дэвида пару лет тому по обвинению в получении взятки. Которую, как оказалось впоследствии, нафантазировал чересчур ретивый агент ФБР, а факт существования этой самой взятки не подтверждался ничем, кроме показаний самого агента, который и играл роль взяткодателя, по срежиссированному ФБР сценарию. У них все сценарии весьма одинаковы, обделены фантазией.

Дэвид Шивертон. Допосадочная фотография.
В USP Atlanta он выглядел гораздо худее.
Фото: Local 10 NEWS
А дальше всё как обычно в этих их играх в правосудие: после ареста ФБР предложило Дэвиду дать показания на одного из своих партнеров в Китае, и — на губернатора Флориды Рика Скотта, с которым Дэвид работал по проекту скоростного поезда Орландо-Майами.

По наваленным обвинениям грозило Дэвиду 20 лет (RICO Act) — если бы пошёл на процесс, и неизбежно проиграл. Но, как обычно, в обмен на дачу нужных им показаний, ФБР было готово все простить и отпустить. Он отказался, стал готовиться к процессу и изучать поле боя. ФБР несколько просчиталось: на стороне Дэвида были и текущий губернатор Флориды, и предыдущий — Джейб Буш, с которым Дэвид частенько рыбачил.

Адвокаты работали, и по дороге всплывали разные новые факты — не в пользу ФБР. В то же время, до ареста, Дэвид готовился баллотироваться в сенаторы от Флориды, и только сейчас, лежа на нижней шконке, после всего случившегося и наших разговоров, понял, что, по сути, ФБР оказало ему услугу — нафиг ему нужно это сенаторство, и любые другие выборные должности — лучше себе спокойно заниматься частным бизнесом, и предпочтительнее — при этом находясь подальше от США.

Закончилось всё более чем благополучно для Дэвида: подписал "plea bargain", судья (с которым очень повезло) дал всего 38 месяцев сроку, а в ответ на протесты прокуратуры, которая целилась на 15 лет и полмиллиона штрафа, судья ответил, что да, прокуратура может обжаловать срок, но он, судья, тогда может пересмотреть срок ещё в меньшую сторону. Это редкий случай, чтобы здешний судья оказался на стороне подсудимого, а не прокурора. Да и, видимо, письма в поддержку, в адрес суда, от губернатора и нескольких сенаторов из Вашингтона помогли. Хотя с письмами этими никогда не угадаешь: зависит от конкретного судьи; а то бывает и совершенно обратный эффект.

Сейчас вон сидит неслучившийся сенатор на шконке, и рассматривает свой темно-красный комбинезон: "А что? Темно-красное на черном. Красиво... Мне нравится". — смеётся.

Оказывается, для государственных служащих в федеральной системе тюрем США есть несколько определенных зон и лагерей, в которых не то чтобы только они сидят, хватает и разных других зеков, но служащих (бывших) складывают именно в эти заведения. По южным штатам — это лагерь FPC Maxwell в Алабаме, куда Дэвид и попал сразу после приговора.

Федеральный лагерь FPC Maxwell в Алабаме.
Фото: CNBC
Условия там во много раз лучше, чем в большинстве остальных тюрем США, но оценить это Дэвид смог лишь сейчас, побывав здесь на пересылке, по дороге — в тюрьме Таллахасси, и в "следственной" тюрьме FDC Miami, куда его возили на "досуживание" по поводу штрафа, от которого удалось отбиться. Так что, насмотревшись тюремных страстей, а в майамской тюрьме попав в камеру с неким Bradshaw, убившим ранее двух вертухаев в какой-то из тюрем и отсидевшим уже 21 год, Дэвид ждет-не дождется когда ж уже автобусный этап повезёт его в лагерь, обратно.

— Не ценил, каюсь. Был без понятия — как там хорошо. Теперь есть с чем сравнить. Довезут — землю поцелую, и пусть с меня смеются. И теперь всегда там буду всем доволен.

Смеюсь с Дэвида. Сидеть же осталась с его 38-месячного срока еще пару лет, но, как американского гражданина, выпустят раньше, в “halfway house”. А сейчас он времени там не теряет — готовится к защите докторской (тема: возрождение городов), идя в этом по следам своей мамы, которая в свои 70 с чем-то лет, готовится к защите уже второй своей докторской, по социологии.

Вообще интересная, правильная семья, молодцы они. Старший сын Дэвида — тоже Дэвид — известный перкуссионист, барабанщик, сейчас выступает в Бразилии вместе с Mark-ом Anthony; другие дети тоже на разных поприщах самореализуются, что кому по душе — как это и должно быть.

Дело же с попыткой ФБР обставить флажками губернатора Флориды Рика Скотта развалилась, вернее закончилось тем, что Рику было предложено расстаться с 1.2 миллиарда долларов, из числа десятка, сделанных его компанией на "Медикейте" (куда там нашему Брайтону до таких размахов...). Он выписал чек, адвокаты обставили всё как нужно, и ФБР, получив кость, ретировалось в будку, высматривать новые жертвы.

Как, например, Кевина Трюдо, автора книг “Естественные лечения, которое от вас скрывают” (“Natural Cures 'They' Don't Want You to Know About"), “Free Money 'They' Don't Want You to Know About” и других, рассказывающих о реальных целях и методах правительства США и различных корпораций по оболваниванию и доению населения.

Не то, чтобы был я удивлён, узнав от Дэвида, что Кевина таки хапнули за его книги (автору подобных книг просто нельзя находиться, жить в США, в пределах доступа судебно-посадочной машины), придумали обвинения, и после проигранного процесса дали 18 лет — сидит сейчас в том же FPC Maxwell.

Удивило то, что садившие его, похоже, совсем не способны думать на несколько шагов вперёд: имея море свободного времени в лагере, Кевин, конечно же, пишет книгу о судебно-посадочной системе Штатов, и будет она наверняка не менее дотошна и — после публикации — популярна, чем все его предыдущие книги, которые много лет рекомендую налево и направо.

Кевин пишет книгу, а тюрьма, предсказуемо, перехватывает его почту, налетает со шмонами, и всячески творческому процессу препятствует. Проходил уже через всё это, в самых разных вариациях, так что рассказал Дэвиду о правильных методах и подходах, чтоб передал Кевину. Пусть пишет свою книгу.

Дэвида Шивертона проводил в ночь с 1-го на 2-е апреля: до его лагеря отсюда ехать на автобусе часов 5, так что к ужину уже точно будет на месте, за столом с Трюдо. Вручил ему пару постиранных носков, в дорогу, чем очень обрадовал. Много ли нам здесь нужно для счастья: вторые поношенные постиранные носки в дорогу.

Пусть Дэвид едет, я же должен вернуться обратно — к долбящим каменюки "кандальным отрядам".

— — —

High Security тюрьмы штата Джорджия: Hays CI, Jack T. Rutledge CI и Smith CI.

Описанные в самом начале жизнь и камнедробильное творчество "кандальных отрядов" происходило не в бывшей английской колонии каторжной Австралии сотни лет назад, и не на рабовладельческих плантациях, процветающих в южных штатах до их гражданской войны, и — не где-то в Африке или Кампучии времен Пол Пота. И даже не на Колыме 1937-го года. Во всех этих местах и временах подневольный труд зеков всё же использовался более разумно, вменяемо.

Следственный эксперимент
Описанное происходило, как эксперимент с 1994-го по 2000-й год, и, вполне вероятно, что продолжает происходить и сейчас в "high security" тюрьмах штата Джорджия, с подачи назначенного в свое время губернатором штата comissioner-а Вэйна Гарднера. Это ему в голову пришла такая замечательная идея с долблением каменюк.

Кроме этого он создал специальный отряд "быстрого реагирования", который, по сигналу из тюрьмы, врывался в барак и обрабатывал зеков от души. После двух десятков смертей отряд разогнали, а Вэйна Гарднера уволили. Но, кажется, он прибился сейчас к губернатору Пенсильвании, тоже комиссионером, так что нужно Пенсильванию обходить стороной.

Камнедробильная деятельность с увольнением Гарднера никуда не делась, прижилась, перейдя, таким образом, из XX в XXI век.

Так что пора уже валить из этой Джорджии, пока они еще каких экспериментов над нами не придумали.

Утро приближается, и вот сижу, гадаю — что оно принесет: наконец-то самолётный этап дальше или всего лишь завтрак — овсянку и банан из Гватемалы. Где та Гватемала, а где я, и вот, надо же — можно сказать, прямая доставка.

Но пусть лучше будет самолёт... Прилетит-не прилетит, любит-не любит, плюнет-поцелует, к сердцу прижмет-к черту пошлет?

ConAir. Фото: Wikimedia Commons
— — —

Подготовка к публикации: Lea. Компьютерный набор с рукописи: Лилия Васильева, EW7L. Помощь с информацией и подготовка иллюстраций — Lea. Фраза про дни и годы — Анны Кривенковой

Вся серия "Этап-2018", хронологически:
Предэтапное: На старт! > В ожидании Атланты > Фальстарт > Разбор полета > Рывок на запад > Атланта-сортировочная >
Атланта-кольцевая > Атланта-прощальная > Без стюардесс > Оклахома-центральная > Без стюардесс 2 > Повторение пройденного >
 Частный сектор

Статья опубликована в рамках серии "Русские сидят"  ("русские" - в смысле языка), освещающей опыт тех, кто находился или находится в заключении по тюрьмам стран мира. Вам есть что рассказать? Дайте знать

Print Friendly and PDF

1 комментарий:

  1. Александр Жаров, Россия30 июля 2018 г. в 11:08

    Пара комментариев про использование марок в тюрьмах дальнего зарубежья.

    Переклеивать марки, когда обстоятельства к тому вынуждают, можно и нужно. А о моральной и юридической стороне этого вопроса пусть рассуждают моралисты и юристы.

    Однако, нужно учитывать такой момент: если переклеивание марок становится массовым явлением, и если эта практика приводит к массовому возврату отправленных из тюрьмы писем обратно в эту тюрьму, что создает проблему для тюрьмы, то не стоит удивляться попыткам персонала тюрьмы пресечь такую практику. На моей памяти борьба с переклеиванием погашенных (проштампованных) марок приводила даже к ограничению на переписку. Это было в одной из тюрем в штате Огайо.

    Кстати, подчистить видимую часть штампа часто не сложно даже обычным ластиком – канцелярской стирательной резинкой. Но она, как и лезвия, не удаляет ту составляющую чернил, которая светится в ультрафиолетовом свете, а именно по ней, чаще всего, и «палят» повторное использование почтовых марок. Тем более, что это легко автоматизируется.

    Ну, и еще один полезный совет – хозяйке на заметку, так сказать. Марки, которые вовсе не проштампованы - такое тоже часто случается, успешно переклеиваются путем нагревания, при котором клеевой слой марки размягчается и это позволяет переклеить её на новый конверт, используя тот же родной клей марки. Не знаю, можно ли в достаточной степени разогреть клей кипяченной водой (не прямым контактом воды с маркой, а через какую-либо изолирующую прослойку типа пластикового пакета или стенки стакана), но в одной из европейских тюрем, где разрешено курение и, как следствие, зажигалки, клей марки я разогревал на открытом огне зажигалки. Нужен некоторый навык, чтобы не перегревать марку. Секрет в том, чтобы греть в самом основании пламени зажигалки, где температура гораздо ниже, чем на кончике огонька.

    Ну, а если у вас есть утюг, как в некоторых тюрьмах случается, то проблема переклеивания непогашенных марок и вовсе становится развлечением. Только греть нужно не марку, а ее изнанку – бумагу, на которую марка наклеена. Это относится к любому из способов переклеивания марок.

    ОтветитьУдалить

Пожалуйста, указывайте свое имя (уж какое укажете).